|
Введение.
Немало времени прошло с того дня, когда в трагическое утро 14 апреля 1930 года перестало биться сердце "агитатора, горлана-главаря", сердце великого поэта Революции - Владимира Маяковского. Более чем 70 лет спустя после смерти поэта мы продолжаем восхищаться его стихами.
С первых своих шагов в поэзии Маяковский жадно, настойчиво, непрерывно искал контакта своего стиха с сердцем "человека улицы", большого, массового читателя своего времени.
С первых своих шагов в литературе он боролся за этого читателя, проходя сквозь строй открытых атак и кулуарных интриг, сопровождавшихся улюлюкающими выкриками и записками: "Маяковский, для кого вы пишете?", "Маяковский, вас не понимает и не принимает массовый читатель".
В шумном хоре голосов отрицателей смешались и возмущенное шипенье снобов-эстетов, и громыхающая "словесность" псевдолевых вульгаризаторов.
Но, вопреки всему этому, еще при жизни Маяковский проторил себе дорогу к тому читателю, о котором он мечтал в своей поэтической юности, во имя которого он ушел из "барских садоводств поэзии - бабы капризной".
К нам, своим современным и будущим читателям, поэт обратился в своем последнем, завещательном произведении "Во весь голос", считая себя обязанным рассказать "о времени и о себе".
Десятилетия, отделяющие нас от времени создания последних поэтических строк Маяковского, - достаточно большой срок для проверки временем силы читательского внимания к поэту и силы его влияния на поэзию его времени и последующих десятилетий. За этот период сошли с литературных подмостков и канули в Лету многие из тех, кто пророчил этот удел Маяковскому.
Еще при жизни Маяковского установились его связи с наиболее прогрессивными поэтами за рубежом, уже были проложены первые тропинки к сердцу зарубежного читателя.
Молодой Владимир Маяковский пришел в поэзию под знаменем футуристов. Футуристы вошли в поэзию шумно, с рассчитанной скандальностью. Они эпатировали читателя и слушателя максимализмом своих литературных манифестов, необычностью названий своих программных сборников ("Пощечина общественному вкусу", "Взял" и т. д.) и "желтыми кофтами фата", и разрисованными лицами, и нарочитой скандальностью публичных выступлений.
Владимир Маяковский, как и другие его товарищи по группе, также эпатировал публику и желтой кофтой, и эстрадными сарказмами, и броскими стихами.
Как и у других его сотоварищей по группе, у Маяковского тех лет было повышенное чувство личности, продиктовавшее ему и трагедию "Владимир Маяковский", и такие лирические стихи, как "Себе, любимому, посвящает эти строки автор". В его стихах было выделено и подчеркнуто авторское "я":
Я знаю -
гвоздь у меня в сапоге
кошмарней, чем фантазия у Гете!
Под влиянием событий революционных лет изменилась тональность стихов Маяковского. Появилась острая потребность говорить со вчера еще "безъязыкой улицей" новым, но обязательно понятным ей языком. Не теряя поэтических достижений предреволюционных лет, Маяковский настойчиво ищет новые формы, новые жанры, новые темы в революционной действительности. Для него работа над агитплакатами РОСТА становится не только его формой участия в революционной борьбе, но и лабораторией, в которой он, по собственному выражению, освобождал стих "от поэтической шелухи на темах, не допускающих многословия".
Как неутомимый "чернорабочий революции", Маяковский широко раздвигал рамки своих поэтических возможностей, шел к простоте своего стиха, своего поэтического образа. Как никто другой из поэтов, его современников, он чувствовал пульс своего времени, энергию устремленности в будущее:
Мой стих
|
На уровень вверх
Купить